Разумовская (Моськина) О., к.филол.н.
Хлещет дождь. Я медленно иду вверх по улице Гагарина. Останавливаюсь у дома за серым каменным забором. Мокрые яблони, унылая громадина дома. Когда-то, по словам моей мамы, тут жила семья моего прадеда. Мама никогда не видела своего дедушку, почти ничего о его семье не помнит, но я нередко слышала от неё, что предки мои были потомственными дворянами, представителями знатного рода.
Я заинтересовалась своей родословной, попыталась найти какие-нибудь документы. Но мои попытки были обречены на провал. Сохранилась лишь домовая книга – полустёртые записи на пожелтевших страницах. За скупыми, непонятными строками я надеялась разглядеть, как жили родные мне люди; ведь – книга всё, что у меня осталось. Дом за серым забором отстроен заново, после того, как был разрушен во время войны. И даже места, где покоятся мои прабабушка и прадедушка, мне неизвестны. У меня есть ещё фотографии детей моей прабабушки. У Марьи Алексеевны было двенадцать детей – десять мальчиков и две девочки. Но у меня только одиннадцать фотографий. Не хватает фотографии девочки.
…Её звали Катериной. В семье она была второй по старшинству. Совсем недетские заботы легли на её хрупкие плечи. Какой же была Катенька?
«За окном косыми нитями падает дождь. Сад промок, опустел. Листья с деревьев облетели, яблони стоят мокрые, унылые. И сам наш дом, всегда полный людьми, опустел, обезлюдел. Из углов комнат тянутся серые тени. Мои братья, Аркадий, Валентин и Василий сейчас в училище. Маленькие Шура и Петя играют на полу. Мама оставила меня присматривать за ними. Сеня, самый младший, мамин любимец, лежит в кроватке в соседней комнате. Рядом, в кроватке поменьше, спит Женечка. Старший брат, Николай, царский офицер, уехал в Москву поездом. Не так давно около Кукуевки произошла страшная катастрофа. Погибли люди, было много раненых. Папа ездил туда. Правительство опасалось волнений в народе, поэтому сведения о катастрофе тщательно скрывались. Ночью за папой приехала коляска. Он вернулся только к обеду. Мы уже привыкли к тому, что папу вызывают по ночам. Его очень уважают в городе. Он лечит не только богатых, но и бедных. С бедных папа не берёт плату, поэтому до сих пор ходит на вызовы пешком. (Сейчас он ушёл на Балчуг – там рабочий упал с лесов).
Когда-то род Зорко был очень богат. Мои предки, благородные дворяне, жили на Украине. Но там разразился голод, много украинцев, в том числе мои бабушка с дедушкой, эмигрировали в Россию. Нет, мы вовсе не бедны. Мой папа имеет богатую практику, а мама, Марья Алексеевна, – известная кружевница. Её работа даёт ей заработок до ста рублей, а иногда ее кружева закупают иностранцы. Но, когда на праздник Святой Троицы я вижу дочерей купца Иванова в новых розовых платьях из кашемира, с кружевными зонтами в руках, мне становится стыдно за моё серое сатиновое платье и связанную мамой кружевную накидку. Недавно купец Иванов открыл книжную лавку. Его книги и лубочные картинки есть и у нас. Лавка Иванова в городе первая, поэтому Иванов считается одним из наиболее зажиточных. В церкви семья Иванова стоит перед самым алтарём – это одно из наиболее почётных мест в церкви, и лишь сознание того, что мой род один из самых знатных и древних, заставляет меня гордо поднимать голову.
Мама с Еленой, женой Николая, пошли в город. Мой маленький племянник, Николай Николаевич, тоже оставлен на моё попечение. Мы не держим прислуги, всю работу по дому приходится выполнять маме, Елене и мне. Елена не очень любит работать по дому. Николай очень чистоплотен и поэтому часто подтрунивает над женой: моя посуду, она нередко оставляет невымытой внешнюю сторону тарелок.
Завтра – праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Из лавки купца Иванова мама обещала принести мне картинку с изображением хорошенького херувимчика, похожего на маленького Сеню. Завтра Аркаша, Вася и Ваня не пойдут в училище. Их оденут в новые гимнастёрки и картузы. Не пойдут в церковно-приходскую школу Паша, Роман и Александр. Маленькую Шурочку оденут в платьишко и пелерину. Мать позовёт старуху Арину из самого крайнего дома – за пяток яиц посидеть с Сеней, Евгением и Николаем Николаевичем. Если не будет дождя, мы пойдём в Троицкую церковь.
В конце улицы появился высокий, широкоплечий мужчина, согнувшийся под дождём. Это папа! Из соседней комнаты слышится негромкое кряхтенье – пора кормить Семёна. А дождь всё идёт…»
Этой же осенью, в возрасте двенадцати лет Катя умерла. Всё врачебное искусство Мирона Зорко оказалось бессильным против неизлечимой тогда болезни – крупозного воспаления лёгких. Все остальные одиннадцать детей остались живы.
В тысяча девятьсот шестом году умирает глава семьи. И без него небогатая, семья совсем беднеет. Маленький Семён вспоминал, что мать часто посылала его и других детей в лавку купца Яхонтова просить в долг продукты. Марья Алексеевна была женщиной уважаемой, кроме того, она всё ещё слыла неплохой кружевницей, и в долг давали. В семье старшего брата появились один за другим Ваня, Аркадий, Сима, так что ему самому было трудно.
В возрасте тринадцати лет Сеня сбежал из дома – «делать революцию». Его дальнейшая биография богата – он воевал против отрядов Махно, был чекистом в Москве. Во время Великой Отечественной войны женился.
Война многое изменила в жизни семьи потомственных дворян. Двое братьев погибли, в дом на Амбарной улице попала бомба, разрушив его до основания. Следы многих Зорко после войны теряются. Я смотрю на фотографии – Василий, Александр, Катя – не осталось даже её фотографии; Павел – о нём напоминают переданные им во Мценский музей экспонаты – баян, с которым он прошёл всю войну, и мраморный обломок здания немецкого рейхстага; Семён – мой дедушка. Это он подарил Павлу баян. Давно уже никого из них нет в живых, дом отстроен заново, и в нём живут другие люди. Целый род, взявший своё начало в Малороссии, угас, немало поколений благородных и честных людей исчезло с лица земли, почти не оставив следов. Я живу, не зная своих корней, своих истоков.
Прошло уже четверть века с тех пор, как под слоем земли был погребён последний представитель Зорко. Я, наверное, никогда уже ничего не узнаю – о чистоплотном аккуратном офицере-белогвардейце, о маленьком революционере с ангельским лицом и пламенной душой, и, конечно, о девочке, маленькая звёздочка которой ярко озарила начало жизней её братьев и сестёр, и которая закатилась так рано. Прошёл уже почти век. Меня ничто, казалось бы, не связывает с ними. Я совсем на них не похожа, но и в моих жилах течёт их кровь, поэтому, проходя мимо дома за каменным забором на улице Гагарина, я останавливаюсь, и мне кажется, что я вижу невысокую фигурку в старомодном сером платье, медленно идущую ко мне по яблоневому саду.