А.А. Фет – офицер

Елена АШИХМИНА

Очерк Елены Николаевны Ашихминой, к.ф.н., автора ряда научных публикаций и книг по краеведению Орловской области, был опубликован в журнале «Орловский военный вестник» за 2013 год.

«Никакая школа жизни не может сравниться с военною службой»

Афанасий Афанасьевич Фет (Шеншин) оказался в военном строю не сразу и не по очень большому желанию. Окончив Московский университет, он, вероятнее всего, собирался служить на гражданском поприще. Но… – о, это «но»! Сколько раз в жизни великого поэта «но» загораживало желанную дорогу к призванию, к которому он пришёл не согласно, а вопреки обстоятельствам.

Эти обстоятельства, во-первых, отняли у него родовую фамилию «Шеншин», в одночасье превратив его, барчука из мценской деревни Новосёлки, в иностранца Фёта[1]. Названный иностранцем, он становился как бы чужим на своей родине, которую любил, где родился и вырос. Обстоятельства отняли у него и российское подданство, и дворянство. И если подданство всё же не очень сложно было вернуть, дворянство Фет должен был заслужить, а сделать это на военной службе можно было быстрее, чем на гражданской. Дворянство ему было необходимо для обретения внутреннего равновесия, для того, чтобы снова стать своим в той среде, откуда он был вырван с корнем. Со временем Фет надеялся снова оказаться в своей деревне, заниматься, подобно отцам и дедам, сельским хозяйством, писать стихи. И он решил поступить в армию. Из войск предпочел кавалерию.

Каждый, кто знаком со стихами Фета, может оценить огромную пропасть между внутренним самоощущением поэта и реалиями армейской жизни. Служба далась ему непросто. Но Фет выдержал характер, выстоял и своим отношением к воинскому долгу, мужеством, деловыми и человеческими качествами, справедливостью к равным себе и к подчинённым, умением держать себя в руках заслужил уважение офицеров и простых солдат, с которыми ежедневно контактировал.

Фет начал службу в Кирасирском Военного Ордена полку, которым тогда командовал Д.Е. Остен-Сакен (1789-1881), один из самых известных военачальников тех лет и орловский помещик. Соседом отца Фета по Клеймёнову был родной племянник Дмитрия Ерофеевича барон Николай Петрович Остен-Сакен. Отправляясь к месту службы, Фет получил от Н.П. Остен-Сакена рекомендательное письмо к его дяде, командиру полка, который в то время находился в Елизаветграде (ныне Кировоград) в корпусном штабе дивизии. Туда же, в Елисаветград к Остен-Сакену и направился Фет.

21 апреля 1845 года Фет был принят в Орденский кирасирский полк унтер-юнкером, и для него началась совершенно новая жизнь. Через много лет он напишет: «… я <был> зачислен во второй взвод ко взводному вахмистру Лисицкому, который будет учить меня пешему фронту, а учить верховой езде поручено эскадронному вахмистру Веснянке. <…> Тем временем мне сильно хотелось преобразиться в формального кирасира, и я мечтал о белой перевязи, лакированной лядунке, палаше, медных кирасах и каске с гребнем из конского хвоста, высящегося над георгиевской звездой. … Я не знал, что все эти принадлежности хранятся во взводном цейхгаузе и выдаются на руки только при исполнении службы. Зато я со всем рвением предался изучению фронтовой службы, для чего ежедневно проходил от борисовской квартиры[2] через весь город в 6 часов утра в конюшню второго взвода на пешее учение к вахмистру Лисицкому. Таким образом каждый день мне приходилось пройти версты две и столько же назад. По окончании пешего учения, продолжавшегося часа два, мне вели из второго взвода засёдланную лошадь в манеж, куда являлся сам эскадронный вахмистр Веснянка гонять меня на корде».

Фета сопровождало острое безденежье: офицерская среда в те времена требовала значительных расходов, в том числе на экипировку. Денег, которые присылал отец из деревни, было немного, их всегда не хватало. Крестный же Фета капитан П.Н. Шеншин, который собирался оставить ему денежное наследство, находясь на лечении в Пятигорске, скоропостижно скончался; деньги же, хранившиеся в его мценской усадьбе Ядрино, тут же пропали.

Служба очень изменила поэта. Из мешковатого романтичного юноши, Фет довольно быстро превратился в подтянутого, элегантного офицера и, что главное, в великолепного воина-кавалериста, каким он проявлял себя на учениях, манёврах и царских смотрах. В феврале 1846 года Фет принял присягу на русское подданство, а 14 марта того же года был произведен в корнеты с прикомандированием к корпусному штабу в Елисаветграде. Там он был назначен заведовать школой кантонистов[3], кантонистским столом и цейхгаузом[4] солдатских вещей. К занятиям Фет готовился ответственно, объяснение вел доступно и просто, учеников не бил и, как показала нелицеприятная проверка, оказался отличным педагогом.

Летом 1847 года Фет вернулся в строй, в свой 3-й эскадрон. Снова потекла напряженная армейская жизнь с её учебными построениями и манёврами, в которых оттачивалось воинское мастерство: «Мчишься в туче пыли, нередко одними коленями да стременами чувствуя соседей и догадываясь по ритмическому сотрясению тела, что, должно быть, давно уже куда-то несёшься, так как среди Божьего дня не только не видишь переднего всадника, но даже головы собственного коня. …Но даже в той тесной сфере наблюдения, которая выпадает на долю всякого солдатика в задней шеренге, невозможно не изумляться чудесам дисциплины, посредством которых она готовит массы людей к геройству и самоотвержению», – писал Фет.

Военное дело не знает больших передышек. С началом заморозков, «бесконечные эскадронные занятия» переходили в манеж, а пешие учения – в коридоры штабных конюшен. Из Петербурга на летние манёвры, где бы они ни происходили, выезжал Николай I – хотел лично видеть, в каком состоянии находится его армия.

Летом 1848 года значительную часть европейской территории России охватила холера. В армии она проявилась очень резко; количество заболевших быстро росло, госпитали были полны холерных больных. Военный порядок требовался в такое время даже больше, чем обычно: теперь он обеспечивал точность соблюдения процедур и отслеживание состояния тяжелых больных, и Фет был назначен дежурным по госпиталю. Во всё время эпидемии он исполнял эту должность спокойно и достойно, без просьб о перемещении, заботясь об удобстве и благе больных. Следующей весной из военных поселений от крестьян пришла эпидемия цинги, и Фет опять надолго определится на дежурство в госпиталь, вновь переполненный. Заметим, что ночью дежурный офицер (как и дежурный доктор) не имел права ни ложиться, ни отдыхать как-либо иначе. В феврале 1849 года Фет начинает выполнять для обязанности адъютанта при штабе полка.

В конце мая 1849 года по приказу Николая I главные силы русской армии выдвигаются для подавления революции в Венгрии; полк Фета также выступает в поход на Ново-Миргород, но 1 августа вождь венгерских революционных войск Гергей сдаётся авангарду русской армии, и армия возвращается обратно.

Фет служит вдали от столицы, у него нет, что называется, «руки» в высоких штабах, где награждения чинами иногда совершаются феерически, а он всё никак не может выслужить чин, который давал бы ему право на дворянство: поручик (8 августа 1849), штаб-ротмистр (6 декабря 1851).

2 мая 1852 года Фет переводится в гвардию; он командируется к лейб-гвардейскому уланскому Его Высочества полку. Он сдает должность адъютанта Орденского полка и в июле отправляется на лагерный сбор в Красное Село под Петербургом.

Служба в гвардии – это особенная выучка, особенный офицерский почерк и лоск, участливое, товарищеское отношение друг к другу. «Никогда не забуду изысканной любезности кавалергардских офицеров, старавшихся друг перед другом помочь мне в моем деле», – вспоминал поэт. Тогда же открылась ещё одна страница военной биографии Фета – участие в Крымской войне. Подразделению, в котором он служил, была поручена охрана Эстляндского побережья Балтийского моря от вторжения союзников. Гвардейцы находились в постоянной готовности отразить вражеский десант, напряжённо следили за морем, патрулировали побережье. Здесь Фет испытал всё – военные тревоги, дожди и холода; здесь «заработал» ревматизм. Вот как описывает Фет одну из ночей на аванпостах: «Дождик стал поливать, как из ведра. Солдатики отстегнули свои шинели и надели их в рукава, моя же шинель оставалась в куда-то запропастившейся фуре[5], и я в одном тонком мундире остался под холодным проливным дождем. Не только разводить огонь, но даже курить на аванпостах строго воспрещалось. Листы кустарника давно облетели, и когда я прибыл на смену нашему же офицеру, то он, указывая на тёмный развесистый, обнажённый куст, со смехом сказал: «Оставляю вам в наследство прекрасную беседку».

А вот как поэт рассказывает о поездке с донесением к батарейному командиру, к которому, за неимением другого транспорта, он отправился, сидя около бочки с водой на повозке, управляемой финном: « …главное внимание сосредоточивалось на том, чтобы нога, соскочив на толчке с возка, не ткнулась в землю и не была переломлена. Погода была отвратительная: то падал мелкий снег, то холодный проливной дождь; сквозь ничем не защищённые головашки саней из-под копыт погоняемой лошади обдавало чухонца и меня с ног до головы грязным снегом: местами приходилось становиться на колени, чтобы всем телом не зачерпнуть воды; нечего и говорить, сколько раз наши сани опрокидывались на неровной дороге, и приходилось лететь в грязь и в воду. Тогда еще не знали благодетельных высоких сапогов. При внимании, сосредоточенном единственно на сохранении ног от перелома, даже сердиться было некогда; но однажды, когда меня выбросило в воду, я услыхал громкое замечание одного из пробиравшихся сторонкою драгунских солдатиков:

– Вот и его благородие лежит!

Я невольно усмехнулся».

Таких описаний в воспоминаниях немало.

Кавалеристом Фет считался отменным; однажды, уже при службе в гвардейском полку, на нём остановился намётанный глаз корпусного командира Штрандмана, производившего инспекторский смотр. Корпус показывал в манеже одиночную езду. «На одном из следующих аллюров рука Штрандмана, к моему ужасу, прямо указала на меня, – пишет Фет, –… я мог ясно расслушать слова:

– Славно ездит».

А раз штаб-ротмистр Фет был назначен ординарцем к самому императору. Почётная и редкая обязанность Фетом была … отвергнута: по скудости своего бюджета он не имел достойного мундира и не мог позволить себе явиться к царю в том, что уже не раз подвергался чистке. «По моим воинским понятиям, – объяснял свою позицию Фет, – царский ординарец был наилучший ездок, на наилучшей красавице-лошади, во всём новом с головы до шпор. Я хорошо знал, что ослушание может навсегда погубить мою карьеру; но когда я подумал, в каком виде я буду произносить слова: “к Вашему Императорскому Величеству на ординарцы наряжен”, кровь застыла у меня в жилах, и я твёрдым голосом проговорил: “Доложите генералу, пусть меня отдают под суд, наряжают на какую угодно службу не в очередь, но на ординарцы к Государю я в таком виде не поеду”. Выходка моя прошла безнаказанно».

Во время нелёгкой военной службы Фет продолжал писать стихи и даже публиковать их в ведущих журналах. То, что составляло существо его жизни, не уходило от него. Но и не отражалось на ежедневном исполнении служебных обязанностей.

Дворянства за службу поэт так и не получил. Николай I именно в эти годы поднимал необходимую планку чинов. Но сама армия многому научила Фета, и он был благодарен ей за это. Фет был убеждён, что «никакая школа жизни не может сравниться с военною службой, требующей одновременно строжайшей дисциплины, величайшей гибкости и твёрдости хорошего стального клинка в сношениях с равными и привычку к мгновенному достижению цели кратчайшим путём». Одной из важнейших своих жизненных школ он считал свое пребывание в Кирасирском Военного Ордена полку.

В 1858 году, прослужив в армии 13 лет, А.А. Фет вышел в отставку в чине гвардейского штаб-ротмистра. Для него начинался совершенно новый жизненный этап.


[1] Точки над «е» в фамилии Фет исчезли при публикации его стихов.

[2] Борисов И.М. (1824-1871), майор, участник Крымской войны (1853-1856), кавалер ордена Св. Анны 3 ст. с бантом; мценский помещик; близкий друг А.А. Фета, многолетний товарищ и корреспондент А.А. Фета, И.С. Тургенева, братьев Л.Н. и Н.Н. Толстых. По совету И.М. Борисова Фет поступил на службу в Военного Ордена полк и первое время службы жил в квартире Борисова.

[3] Кантонисты – несовершеннолетние сыновья нижних воинских чинов, принадлежавших по рождению к военному ведомству. Согласно происхождению они были обязаны нести воинскую службу. На неё поступали из кантонов (особых полковых округов).

[4] Цейхгауз – военная кладовая для оружия или амуниции.

[5] Фура – большая длинная телега, запряжённая лошадьми.


При цитировании материала, используйте выходные данные статьи:  Ашихмина Е. А.А. Фет – офицер / Краеведческий научно-популярный альманах «Мценское наследие», Вып. 2, 2015, сс. 39-44.

Яндекс.Метрика