Ашихмина Е.
Мало кто знает, что Первая мировая война в обиходе называлась Европейской. С этим названием она попадала в надписи на фотографиях, сделанных в те времена. Как и Вторая мировая, та война ударила по судьбам каждого жителя России, – всех сословий. Несмотря на лишения в тылу, о каждом, ушедшем на фронт, молились дома; о каждом раненом и убитом рыдали крестьяне, купцы, мещане, люди духовного сословия, дворяне. В том своем несчастье все были равны. Из села Волково Мценского района Орловской губернии, как и повсюду, на войну отправлялись мобилизованные и добровольцы. Добровольцем ушел на войну гласный [1]. Мценского уездного, а позже Орловского губернского земства Борис Николаевич Шеншин, родной брат Мценского уездного предводителя дворянства Владимира Николаевича Шеншина [2]. В семье Шеншиных превыше всего ставилось служение Отечеству, и Борис Шеншин отправился на фронт.
В 1868 г. оно оказалось разделенным с «барским» железной дорогой. Тогда, 14 апреля, во вторник, в селе Волково было много слез. Рыдали родные, плакали крестьяне. Потому что, как говорили, уж очень хорошим был Борис человеком. Много лет спустя, в конце 70-х годов XX в., бывшая крестьянка Шеншиных Марфа Павловна Миронова шепотом рассказывала об этом:Тогда же на войну уходил и его крестьянин, садовник Иван Максимович Миронов. Перед отъездом он сфотографировался на память во Мценске с братьями Василием и Михаилом. Обоих – барина и крестьянина, домашние проводили со слезами. Оба честно воевали и оба вернулись домой. Штабс-капитан Борис Николаевич Шеншин вернулся в гробу. Он пал в бою ранней весной 1915 года. Хоронили его на родине, в селе Волково, 14 апреля 1915 г. Помещики Шеншины этой ветви всегда упокаивались вблизи Казанской церкви села. Их крестьяне – на смежном кладбище.
– Вот плакали по Борису, вот плакали! Как мать-то его убивалась, как она убивалась по Борису!
(Волковские крестьяне и при Советской власти продолжали уважать своих бывших бар – и обоих братьев, и барыню Ольгу Николаевну, о которой вообще отзывались восторженно. Но – шепотом).
Губернское земство также отдало Б.Н. Шеншину свой долг. На заседании чрезвычайного губернского земского собрания 17 сентября 1915 г. в Орле прошла панихида «по А.А. Стаховиче и Б.Н. Шеншине», о чем писала газета «Орловский вестник» в номере от 20 сентября 1915 г. Белая мраморная плита с именем честного русского офицера до конца 80-х годов XX в. еще покоилась в ряду себе подобных на открытом месте, вблизи которого до осени 1941 г. стояла разбитая фашистской бомбой Казанская церковь, построенная предками Бориса Шеншина в 1818 г. Плиты эти никто не трогал в советское, хоть и безбожное время. Они исчезли в перестройку, – кому-то понадобились. Для новых памятников, надо думать. Фотографиями Бориса Шеншина мы не располагаем. Жаль. Военная фотография Ивана Миронова сохранилась.
Миронов вернулся с войны после тяжелейшего ранения, но живой. После операции он долго лежал в госпитале, где его сначала спас, а потом лечил какой-то совершенно замечательный врач, вероятно, толстовец, о котором чуть ли не ежедневно вспоминал его бывший пациент. Доктор советовал своему больному не есть ни рыбу, ни мясо, объявив, что эти продукты вредны человеку; Иван Максимович своему врачу верил, как Богу, и всю жизнь, нередко с сожалением, следовал его совету.
После возвращения из госпиталя судьба Миронова неожиданно переплелась с усадьбой Шеншиных и с ними самими. Дело в том, что вторая жена Ивана Максимовича (а первая умерла) была какой-то невозможной красавицей и женщиной тоже очень хорошей (а имени ее никто не помнил). К несчастью, она понравилась уряднику, который прямо сказал: – Миронов, я тебя посажу. И посадил. Урядник написал донос, что Миронов ругал царя. Садовника арестовали и отвезли во Мценскую тюрьму. Иван Максимович горько переживал свое заточение. Красавица-жена понесла ему передачу, и почему-то ей нельзя было пройти по мосту через Зушу. Что-то случилось с мостом, к которому она пришла пешком из Волково, и на берегу Зуши она сняла свои лапти, чтобы не намочить, и перешла на другой берег вброд. Дело было осенью, вода была ледяная. Женщина вернулась домой, заболела и умерла. Уряднику не досталась. Сиротами остались дети двух и трех лет. Матери у них не было, отец же сидел в тюрьме во Мценске.
Выручать Миронова из тюрьмы отправился его барин Владимир Николаевич Шеншин, брат погибшего Бориса. Неожиданное появление дворянского предводителя в тюрьме произвело должное впечатление. Барин поручился за садовника: «Миронов не мог царя ругать». В детстве барчук и крестьянский сын дружили; Иван Максимович и взрослым называл предводителя Володей. В свое время Шеншины направили учиться Ивана в Чернское садовое училище. Садовником Миронов был очень толковым, сажал в Волково сады, следил и ухаживал за ними. По молодости иногда опаздывал на работу. Ольга Николаевна не гневалась:
– Спит барин наш, – несколько иронично говорила она крестьянам, собравшимся для садовых работ,– я вам сама работу раздам.
Из тюрьмы Миронова выпустили, но жену себе он не вернул. На свадьбе старшей дочери Александры Иван Максимович увидел свою будущую третью жену: молоденькая Марфа Кирюхина пела величальные песни. Пела она очень хорошо. И всех детей Ивана Максимовича она вырастила – и его, и общих – все были родные. Ее супруг, доживший до 80 с лишком лет, вздыхая, не раз говорил: «Три войны, три жены – как в окно посмотрел!».
Иван Максимович и Марфа Павловна Мироновы. Конец 60-х годов XX в. Фото из архива автора.
Семью Мироновых, как и всех, не обошли ни гражданская, ни Отечественная война. Но о тех годах здесь писать не станем: ужасные они были, тяжелые, но это другая история. Расскажем, однако, о судьбе дома Шеншиных. В 1918 г. усадьба чуть не сгорела. Тогда по всему Мценскому уезду (понятно, что не только по Мценскому) рушили и жгли помещичьи дома, кстати, совершенно бездумно и бестолково жгли, ведь барские дома пригодились бы в деревне для многих целей. Из Мценска в Волково тоже явились, как их называли в селе, «красногвардейцы» с твердым намерением сжечь и разгромить барский дом. Им навстречу неожиданно вышел Иван Максимович Миронов. Он твердо заявил, что дом жечь не даст, потому что в нем будет школа. (Школа вообще-то в селе была, но в каком-то небольшом здании). Красногвардейцы обвинили Миронова в пособничестве врагам революции и заперли его на замок в подвале шеншинского дома. Неизвестно, что его ожидало. Но Ивана Максимовича спасли односельчане. Они были возмущены:- Миронов из-за царя в тюрьме сидел, а теперь и вы его посадили! Как видно, это смутило красногвардейцев. Подвал они открыли, Миронова выпустили, а дом не тронули. Потом в нем и в самом деле открыли школу. В доме, построенном в самом нач. XIX в., потом и школы были разные, и пленных красноармейцев немцы в здании держали, и пионерский лагерь летом здесь после войны работал – с чудесными пионерскими кострами глубоким вечером, и до сих пор тут находится школа.
Она называется «Краснооктябрьская основная общеобразовательная».
При Советской власти в нижнем ее этаже помещались интернат, столовая и кухня. В зимнее время, когда в школу трудно было ходить пешком из соседних деревень, здесь жили дети из Шеино, Сатыевки, Подмокрого, Ильково, Конарево, Думчино, Головлево и Белашовского поселка. На воскресенье родители забирали их домой. И, конечно, здесь учились и учатся до сих пор потомки тех, волковских, крестьян.
– Мы, можно сказать, выросли в барских апартаментах, – шутит Иван Сергеевич Кутаков, внук И.М. Миронова, коренной житель села Волкова.
Многочисленные потомки – внуки, правнуки и праправнуки Миронова помнят о нем и гордятся своим предком – мудрым и порядочным человеком. Борису же Николаевичу Шеншину впервые за целый век мы отдаем дань благодарной памяти в этой статье.
Примечания: 1 Гласный, т.е. депутат; человек с правом голоса. 2 Братья были внуками В.А. Шеншина (1814-72), многолетнего предводителя мценского дворянства, прогрессивного общественного деятеля, в прошлом близкого приятеля М.Ю. Лермонтова, посвятившего Шеншину стихотворение, многолетнего друга И.С. Тургенева и А.А. Фета; оба литератора нередко гостили у него в Волково.