Возлюбленный Мценский уезд

Татьяна Чамова – московский писатель, экскурсовод и журналист; регулярно проводит выездные экскурсии в мценском регионе.

«Если у вас есть атлас, – отыщите на нем карту России и проведите пальцем от Москвы по направлению к Черному морю; на Вашем пути немного севернее Орла – Вы обнаружите город Мценск. Так вот! Моя деревня находится в 10 километрах от этого места с довольно труднопроизносимым, как видите, названием. Это совершенная глушь – тихая, зеленая, печальная…».

Это строки из письма Ивана Сергеевича Тургенева к своему собрату по перу Эмилю Золя. Ко времени написания этого письма о мценском крае и его жителях в парижских литературных кругах знали, пожалуй, даже больше, чем сейчас мы, живущие в России.

Тургенев, изъездивший весь мир, знавший всех великих людей своего века, прочитавший все, что только может прочитать человек, и говоривший на всех языках Европы так же свободно, как на русском, всю жизнь был влюблен в свои родные края. И, словно в благодарность, они стали для него неиссякаемым источником творческого вдохновения.

«Кто мне растолкует то отрадное чувство, которое всякий раз овладевает мною, когда я с высоты Висельной горы открываю Мценск? В этом зрелище нет ничего особенно пленительного, а мне весело. Это и есть чувство Родины».

Как когда-то высокое искусство музыки родилось из звуков пастушеской свирели, так и русская литература рождалась на живописных холмистых берегах рек Зуши, Красивой Мечи, Черни, Снежеди, в березовых рощах и старых садах дворянских гнезд. После «Записок охотника», написанных в Париже и переведенных на европейские языки и даже на японский, в Тургеневе сразу признали Мастера. Через образы мценской глуши, образы простых людей европейцы открывали «русским людом любимые места», душу и язык нашего народа. Неудивительно поэтому, что в мыслях Тургенев снова и снова возвращался в свое Спасское, и в письмах и разговорах рождались все новые, сильные и глубокие признания в любви к родной земле…

Давным-давно, в начале XII века, Мценск, как и Москва, начался с небольшой крепости на окраине Киевской Руси. Река Зуша, так же как и Москва-река, служила естественным путем, пролегавшим через непроходимые леса. Впервые в летописях Мценск упоминается даже на год раньше, чем Москва, – в 1146 году: в то время там находился князь Святослав Ольгович. Легенды рассказывают о древних вятичах, живших здесь.

Многие названия мценского края имеют вятичское происхождение, так же как и наименование самого города. Владимир Иванович Даль считал, что название Мценск идет от слова Мцена, по-вятически «пчела», отсюда и мчельник, то есть «пчельник» (во мценском крае и сейчас много пасек и самый душистый мед). Некоторые ученые считают, что название Мценск (или Меченск, Мченеск, Мченск), созвучное названиям рек Меч, Мцена, Мценя, восходит к финскому metsan, «лесной», и означает «город, расположенный в лесной местности». По другим версиям, название города означает «меч» или «мечта». Но если связать все эти версии с историей города, то каждая из них будет подходящей.

Во времена расцвета Московского государства мценская крепость защищала его рубежи, а по реке шла торговля зерном. Земли вокруг Мценска, Орла, Белёва, Тулы государи отдавали дворянам, отличившимся на службе Отечеству. Так возникали поместья. Во времена Екатерины II через Мценск пролегала дорога на юг, в Крым, дорога славных Побед. Просвещенной императрице нужны были и просвещенные подданные, и многие русские дворяне создавали в своих родовых поместьях центры культуры и образцового хозяйства. Таким усадьбам Тургенев дал романтическое название – «дворянские гнезда». Дворянским гнездом стало любимое сердцу Ивана Сергеевича Спасское-Лутовиново, имение его матери, а вокруг были дворянские гнезда Толстых, Тургеневых, Шеншиных (к их роду принадлежал Афанасий Фет), Шереметевых… Недалеко от Мценска, в белёвской усадьбе Мишинское, Василий Жуковский написал свои первые романтические стихи:

Я Музу юную, бывало,

Встречал в подлунной стороне,

И Вдохновение летало

С небес, незваное, ко мне;

На все земное наводило

Животворящий луч оно –

И для меня в то время было

Жизнь и Поэзия одно…

Случайно ли, что через полвека после Жуковского та же Муза соединила здесь трех величайших гениев – Тургенева, Толстого и Фета?

«Вы говорите, что часто мечтаете о нашем общении в деревне… – писал Тургенев Фету из Рима. – Я мечтаю о нем даже здесь, среди величавых развалин, в длинных мраморных залах Ватикана. Недаром же судьба поселила нас всех – Вас, Толстого, меня в таком недальнем расстоянии друг от друга!»

Сын Толстого Илья вспоминал:

«Фет жил на своем хуторе Степановка, Мценского уезда, недалеко от имения Тургенева Спасское-Лутовиново, и в одно время к нему съезжались в гости мой отец со старшим братом Николаем и Иван Сергеевич. Там они охотились за тетеревами и часто перекочевывали оттуда в Спасское и из Спасского в Никольское-Вяземское к моему дяде Николаю Николаевичу».

В один из майских вечеров у Толстых в Никольском царило особенное музыкальное и поэтическое настроение. Звучал рояль, и Татьяна Кузьминская, сестра Софьи Андреевны, пела, а из открытого в сад окна ей вторили соловьи. Фет написал прекрасные стихи, которые до сих пор доносят аромат того «эдемского» вечера:

Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали

Лучи у наших ног в гостиной без огней.

Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,

Как и сердца у нас за песнею твоей.

 

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,

Что ты одна – любовь, что нет любви иной,

И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

 

И много лет прошло, томительных и скучных,

И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,

И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,

Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь,

 

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,

А жизни нет конца, и цели нет иной,

Как только веровать в рыдающие звуки,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой!

В Никольском как-то особенно уютно и тихо. На крутых берегах реки Чернь раскинулся усадебный яблоневый сад. В парке, недалеко от дома, растет знаменитый дуб – дуб Андрея Болконского. «Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млея, чуть колыхался в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого горя и недоверия – ничего не было видно. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листы, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их».

В этом месте потрясающе сильно звучат слова Льва Николаевича:

«Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, лицемерия или страсти истреблять себе подобных? Все недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой – этим непосредственнейшим выражением красоты и добра».

Есть еще одна «случайность». В двух парках – у Толстого и у Тургенева – мы можем видеть два дуба: два дерева, два могучих великана, с которыми соединяли свои судьбы две могучие личности – Толстой и Тургенев. Возлюбленная мценская земля, земля России, на которой и мы с вами живем, питает эти корни, в то время как ветви возносятся к единому небу.


При цитировании материала, используйте выходные данные статьи: Чамова Т. Возлюбленный Мценский уезд / Краеведческий научно-популярный альманах «Мценское наследие», Вып. 1, 2014, сс. 10-13.


Смотрите также по данной теме:

Яндекс.Метрика